Голубятня: la migliore offerta, или эволюция шеи?ного пестика в колоколе
Представляю читателям последний фильм Джузеппе Торнаторе «Лучшее предложение» (La migliore offerta, 2013). Последний и, на мой вкус, лучший.
Итальянский режиссер, сценарист и продюссер Джузеппе Торнаторе принадлежит к той обширной категории творцов, которые – к великому счастью! – лишены «творческого метода». Есть такое суеверие в гуманитарных науках (филологии, искусствоведении, кинокритике и т. п.): художник должен постоянно демонстрировать «целостность видения мира и осмысления реальности».
На практике это означает, что роман за романом, фильм за фильмом, полотно за полотном творец штампует одну и ту же агитку персональных художественных клише.
Если нам повезёт, и художник не окончательно окоченел душой, заунывное однообразие его продуктов будет скрашено сюжетной детализацией и разнообразием художественного пространства-времени. Если не повезёт, то мы обречены смотреть/читать снова и снова одну и ту же картину/книгу, упакованную в корсет единожды и навсегда фоссилизированных idees fixes.
Примеры талантливых эксплуататоров перманентного «творческого метода» – Гильермо дель Торро, Алехандро Иньярриту, Гай Ричи. Пример тоскливого репетиторства – Паоло Пазолини, Андрей Тарковский, Ларс фон Триер, Василий Сигарев, Андрей Звягинцев.
Имена привожу навскидку, и при этом – обратите внимание! – сказанное выше не имеет ни малейшего отношения к масштабу творческой личности. Скажу больше: чем монументальнее художник, тем он монотоннее и однообразнее в своем творчестве, тем настойчивее (и назойливее) проталкивает снова и снова одни и те же идеи.
Существует, однако, и другой тип творцов, которых я бы окрестил вечными странниками. Их образность лишена целостности, их идеи и техника варьируются от продукта к продукту, а вся совокупность творчества не оставляет ощущения завершённости и готовности нести миру «свет истины» с упорством заправского миссионера (удел «гигантов»).
Джузеппе Торнаторе – как раз один из таких вечных странников.
Взгляните на фильмографию Торнаторе: создаётся полное впечатление, что эти картины снимали разные люди!
«Новый кинотеатр «Парадизо» (с Филиппом Нуаре) – тонкое наследие итальянского неореализма периода его становления («Похитители велосипедов», «Мама Рома», «Ночи Кабирии»).
«Легенда о пианисте» (с Тимом Ротом) – эпический неореализм в духе позднего Бернардо Бертолуччи («Ускользающая красота», «Мечтатели»).
«Малена» (с Моникой Белуччи) – эротическое недоразумение, пародирующее Тинто Брасса.
«Незнакомка» (с Ксенией Раппопорт) – мрачный film noir, напоминающий эстетику то ли Лилиан Кавани («Ночной портье»), то ли «новой румынской волны» («4 месяца, 3 недели и 2 дня» Кристиана Мунджиу).
Последний фильм Джузеппе Торнаторе – нечто совершенно новое, непохожее на ранее снятое, да и вообще на современное европейское кино. Жанровая невозможность «Лучшего предложения», на мой взгляд, объясняется дерзким притязанием режиссёра на создание синтетического кино на стыке несовместимых жанров: классического детектива а-ля Эркюль Пуаро / Агата Кристи, «комедии нравов» в духе французского реализма XIX века, постмодернистского символизма с многоуровневыми аллюзиями и цитациями (чистый Умберто Эко) и даже английского бытописательного романа (Генри Филдинг, Уильям Теккерей).
Насколько Торнаторе удалось добиться успехов в неожиданном синтетическом жанре, вы проверите сами. Поскольку мне очень хочется, чтобы вы непременно посмотрели «Лучшее предложение», я полностью воздержусь от каких-либо дискуссий по сюжету, поскольку он весь строится на детективном саспенсе, который можно разрушить одной лишь фразой или намёком.
Поэтому ограничусь чисто культурологическими рассуждениями, связанными именно с уникальным жанром последнего фильма Торнаторе.
Начнём с заголовка моего поста. «Шейный пестик в колоколе» – это, как все догадались, референс на «Трудности кино» Жванецкого («Граф английский – тоже неловко, боком, всё боится войти к себе в замок. Ну, если пиджак от шеи на четверть отстает и шейка как пестик в колоколе, как же ты аристократизм покажешь, если штаны и пиджак надо непрерывно поддерживать?!
Или руку королеве целовать, или панталоны держать. И руку пока ещё надо у нее искать: она тоже пожать норовит»).
В контексте «Лучшего предложения» проблема достоверности мимикрии реального мира едва ли не самая важная для определения качества кинокартины. Главный герой Вёрджил Олдман (гениальное исполнение гениального австралийского актера Джеффри Раша, незабываемого учителя короля Георга VI в «King’s Speach») – аукционист с мировым именем, мир которого соткан из запредельно изысканных предметов искусства, интерьеров, элитных ресторанов, дворцов и коллекций живописи, в которой стоимость полотна исчисляется десятками миллионов фунтов стерлингов.
Воспроизвести этот мир без ляпов, натяжек, промахов и нестыковок, на мой скромный взгляд, – настоящий подвиг искусства.
И Джузеппе Торнаторе с помощью волшебного оператора Фабио Цамариона, композитора Эннио Морриконе, консультантов-искусствоведов, головокружительной игры Джеффри Раша и, видимо, собственного богатого опыта справился с задачей безупречной и достоверной репликации реальности на пять баллов. Картинка на экране (интерьеры, архитектура, этикет и политес в общении и т. п.) доведена прямо-таки до болезненного совершенства.
Смотришь на всё это великолепие с застывшей на лице маской восторга и затаив дыхание. Описать эту красоту деталей и нюансов поведения, жестов, реплик, осанки, речи можно только одним словом – феерия.
Если бы на этом достоинства «Лучшего предложения» и закончилось, я бы все равно настоятельно рекомендовал фильм к просмотру – хотя бы ради получения идеального образца того, как нужно снимать стилистически сложное кино. Однако работа Джузеппе Торнаторе с достоверности деталей только начинается.
Расставив декорации, режиссёр сплетает такую волшебную паутину сюжета, что ловишь себя на постоянном желании отвернуться на пару мгновений от экрана, чтобы прийти в себя и отряхнуть завораживающий морок этой иллюзии. Иллюзии, которая завораживает и затягивает в свой сюжет настолько, что начинает конкурировать по привлекательности с самой реальностью.
А это, согласитесь, опасный эксперимент для психического здоровья :-).
Разумно предположить, что сюжетный восторг вызвала у меня чисто детективная – внешняя – коллизия. Догадка ошибочна.
Саспенс хоть и добротный, но не настолько оригинальный, чтобы заставить матёрого киномана забыть реальность. Параллели, да и сознательные отсылки к предшествующим образцам детективных экранизаций в «Лучшем предложении» даже не угадываются, а легко прочитываются, потому что режиссёр не делает из своих заимствований никаких тайн.
Нет и намёка на детскую претензию изобретателя велосипедов. В плане цитации фильм Торнаторе – образец постмодернизма.
Восторг от погружения в аутентичную псевдореальность «Лучшего предложения» порождает не детективный саспенс, а динамика чувств главного героя. Наблюдать за тем, как меняется его отношение к миру, к женщинам, к деньгам, к профессии, к богатству, к индивидуализму и эгоцентризму под воздействием общения с загадочной Клэр, которая представляется Вёрджилу Олдману воплощением бледной красоты, словно сошедшей с полотна Караваджо, – вот высшее эстетическое наслаждение!
Как Джузеппе Торнаторе добивается подобного эффекта сопереживания его искусству – остается для меня тайной. Можно, конечно, поднапрячься и разложить по косточкам чисто формальные приёмы художественной мимикрии итальянского режиссера, структурировать его работу, вычленить ключевые элементы его «магии».
Боюсь только, на выходе мы получим лишь немецкий сюжет, в котором das Kind mit dem Bade ausgeschuttet wird. Я бы никогда не рискнул на такое издевательство над высоким искусством.
Новая голубятня 2015
